Рич ДеВос - Просто Рич: уроки жизни от одного из основателей Amway

В отсутствие телевидения, компьютеров и видеоигр нам приходилось самим заботиться о развлечениях и удовольствиях. Наилучшее время моего детства – это моменты, когда я с сестрами и друзьями придумывал новые игры. Младшая из моих двух сестер, Джен, помнит, что я любил делать разнообразную сливочную помадку. Я даже протянул бечевку с нашей кухни, чтобы передавать помадку в кухню соседнего дома. Я любил спорт, но из-за бедности нашей семьи мне приходилось использовать всю мою изобретательность, чтобы иметь возможность играть. Я сам изготовил кольцо для баскетбольной корзины, а зимой заливал свободный участок перед домом, чтобы нам было где кататься на коньках. Помню эхо от стука целлулоидного шарика о стены и каменный пол подвала, где я учил сестер играть в настольный теннис. Джен до сих пор вспоминает мой закрученный удар левой. Помню и то, как мы с двоюродными братьями играли на улице в бейсбол. Тогда на дорогах почти не было машин. Мяч оказался настолько потрепанным, что нам пришлось обмотать его нитками и набить тряпками – на новый мяч у нас просто не было денег. Игра в бейсбол на улице создавала определенную опасность для соседских окон, и пару раз мы действительно разбивали в них стекла. Помню, как мы довели до бешенства одну соседку. Должно быть, мы слишком бесцеремонно вторглись на ее участок. Она вылетела из дома с кухонным ножом в руке, крича, чтобы мы убирались прочь.

Самым приятным времяпровождением было прослушивание радиопередач, таких как «Зеленый шершень» и «Одинокий рейнджер». В воскресные дни мы всей семьей собирали пазлы и слушали детективные радиоспектакли. Собрав головоломку, мы меняли ее на другую. Однажды я шел к родственникам, неся пять коробок с пазлами, чтобы обменяться ими. На карточном столе у бабушки и дедушки всегда были разложены пазлы – готовые или еще не собранные. Все домашние, проходя мимо, добавляли какой-нибудь фрагмент, и так до тех пор, пока пазл не был готов. Я любил читать книги, но из-за их дороговизны мне приходилось довольствоваться тем, что уже было на наших книжных полках. Там стояли в основном старые книги; так я прочел «Тома Сойера» и другую классическую литературу. Огромной радостью для меня было получение пенни по субботам. Карманные деньги я тратил исключительно на сладости.

Вспоминая, какие занятия заполняли мое детство, я думаю, что наша бедность была благословением свыше. Из-за нее мне приходилось постоянно что-то изобретать и придумывать, вовлекая в этот процесс и своих друзей. Конечно, это помогло мне развивать творческий подход к жизни, проникаться новыми идеями и научиться общаться. Сегодняшние дети – включая и моих собственных внуков – слишком много внимания уделяют компьютерам и электронным играм, пренебрегая живым общением. Когда я рос, телевизоров еще не было; вечерами родители читали книги или газеты, занимались своими хобби или прогуливались, а дети играли на улице под фонарями. Задолго до появления внутренних двориков и крытых площадок на крышах люди проводили много времени на крыльце, болтая с соседями. До изобретения кондиционеров звуки соседских разговоров и работающего радио из открытых окон далеко разносились вечерним ветерком. В те времена еще можно было услышать цокот копыт лошадей, везущих нагруженные телеги, и пыхтение моторов «жестянок Лиззи»[5]. Раздавались крики бродячих торговцев; звенели бидоны молочников, и гремели ящики развозчиков льда. Был слышен шорох угля, сыпавшегося с транспортера в угольные ящики.

Мои родители с раннего детства приучили меня к труду. Моей обязанностью было засыпать в печку уголь утром и вечером. Это нелегкая задача – надо выйти во двор, к дорожке, на которую угольщики сваливали доставленную кучу, потом перенести грязные пыльные куски угля в подвал, вооружиться лопатой и побросать уголь в печь. Работа согревала нас в морозные мичиганские зимы, но в доме всегда было холодно, особенно в сравнении с современными домами. Моя сестра Бернис до сих пор помнит, что по утрам, собираясь в школу, мы толпились у печной заслонки, чтобы хоть чуть-чуть согреться. Для отопления у нас был уголь, а для охлаждения – лед. Соседи выставляли в окнах листочки бумаги, на которых было написано, сколько льда им нужно. Однажды я ездил по городу вместе с другом, развозившим лед по домам. Мы таскали наверх глыбы льда весом по 25–45 килограммов и запихивали их в холодильники, предварительно передвинув молоко и еду, чтобы освободить место. Каждый холодильник был снабжен поддоном, куда стекал растаявший лед, и нам с сестрой часто приходилось вытирать залитый пол из-за того, что мы забыли вовремя вылить воду из поддона.

По примеру родителей я воспринимал труд как неотъемлемую часть жизни, как залог успешного дома и семьи. Наверное, Бернис всю жизнь помнила, как ненавидела вытирать пыль с перекладин обеденных стульев, но я не помню, чтобы она, будучи маленькой девочкой, когда-либо отказывалась выполнять свои обязанности по дому. В нашей голландско-американской общине по воскресеньям было положено ходить в церковь. Дети же, кроме того, посещали воскресную школу. Посещение церкви не было делом добровольным. Мы все искренне придерживались традиций реформатской кальвинистской голландской церкви и жили согласно набору строгих правил: чтить родителей, откладывать деньги на богоугодные дела, делиться с другими, быть честными, тяжко трудиться и бороться за чистоту помыслов. Мы не приступали к еде без молитвы, а закончив трапезу, читали главу из Библии.

Почти все магазины, лавки и мастерские по воскресеньям были закрыты. Употребление алкоголя по воскресеньям не приветствовалось, а танцы и даже походы в кино считались пустой и вредной тратой времени. В нашей общине большинство жителей придерживалось одного из двух вероисповеданий – реформатской американской церкви, которую учредили голландские иммигранты еще в колониальную эпоху, и христианской реформатской церкви, которая откололась от реформатской американской церкви по причинам, которые сейчас мало кто помнит. Наша семья посещала протестантскую реформатскую церковь, отделившуюся от христианской реформатской церкви. Она была самой строгой из трех церквей. Прихожане ее по воскресеньям, как правило, посещали и утреннюю и вечернюю службы, проходившие в храме из темно-красного кирпича.

Жесткая церковная скамья – мое самое раннее детское воспоминание. Непоседливому мальчишке, любившему спорт и уличные игры с друзьями, нелегко было усидеть на одном месте, слушая длинные молитвы и торжественные проповеди. Когда я повзрослел и начал ездить в церковь на машине с другом, мы нередко забирали бюллетень проповеди и уходили по своим делам, а потом показывали родителям бюллетень в доказательство того, что утром были в церкви. Хотя до зрелого возраста меня вряд ли назвали бы добросовестным прихожанином, я все же понял, почему вера и церковь так важны и почему к ним так серьезно относились в нашей голландской культуре. Даже в детстве я не сомневался в важности веры. В средней школе я уже отчетливо видел разницу между христианами и теми, кто не был христианином. Я просто чувствовал, что отношения между христианами отличаются большей теплотой, чувством общей цели и смысла, а также узами, которыми связывала нас вера. Я понял, что всей душой и телом принадлежу именно к христианам.